Не понимая, что твориться вокруг него, увлеченный игрой, он смеялся, показывая заплаканной матери на забавную маленькую киску. Но вот послышался свисток паровоза и к перрону, скрипя железными суставами, стал приближаться состав, состоящий из двухосных скотских вагонов. На боках у них зияли дыры, многие были без дверей и крыш. Это было все, что за короткое время смогли собрать железнодорожники, но отправлять в такой разрухе даже врагов советской власти не поднималась рука. Председатель Облисполкома Рябинин еще утром осмотрел убогий состав, и все это время лихорадочно искал выход из положения. Наконец он распорядился всех ссыльных временно расположить в ближайшей церкви. Таковой оказалась церковь в селе Подклетное на другом берегу Дона, и было решено переправить людей через реку на том, что имеется. Прозвучала команда на посадку в вагоны и люди потянулись к поезду, неся на руках детишек и узлы. Конечно, никто не готовил стремянки для посадки людей в вагоны и, подойдя к ним, все остановились, не зная как забраться внутрь. Перрон был коротким, на какие-нибудь пять вагонов, а поэтому весь остальной состав растянулся вдоль довольно глубокого кювета. Даже с ровного железнодорожного полотна попасть в вагон без лестницы не так-то просто, а когда даже самые рослые мужики из кювета едва доставали головами с земли до пола, то посадка становилась просто невозможной. Охрана торопила людей, материлась, но это мало помогало делу. Наконец кто-то догадался предложить крепким мужикам сцепить руки крест - накрест и с помощью такой живой ступеньки подсаживать людей в вагоны. Еще два мужика стояли в дверях и вытаскивали несчастных пассажиров за руки наверх. Туда же подавали ребятишек и узлы. Наконец, с горем пополам, посадка окончилась и начальник конвоя, маленький нервный человек, весь в коже и с наганом на боку, прошел с группой своих подчиненных вдоль эшелона, предупреждая, чтобы соблюдали порядок и ни в коем случае не высовывались из вагонов. Вскоре поезд тронулся и, переехав Дон по железнодорожному мосту, остановился на станции Подклетное. С тормозных площадок попрыгала охрана и приказала выходить из вагонов. Через некоторое время людей выстроили вдоль состава для очередных распоряжений. Охранники проверили вагоны, убедились, что они пусты и стали строить ссыльных в колонну. Затравленная толпа плохо понимала, что хотят вооруженные конвоиры, но с помощью мата, кулаков и пинков, охранниками был наведен кое-какой порядок и люди тронулись в путь, неся и ведя за собой малолетних и престарелых преступников, лишенных крова, хлеба, детства, покоя, достоинства и гражданских прав. Изнуренные бессонницей, голодные, запуганные и издерганные люди еле передвигали ноги по песчаному косогору, не ведая своей судьбы. Движению мешали детишки, старики, старухи и больные. Охрана больше не торопила и равнодушно смотрела на процессию. Примерно через час колонну остановили на отдых. Люди с облегчением вздохнули и повалились на песок, там, где их застала команда, стеля по себя всевозможное тряпье.
Хохол развязал мешок, достал из него два пиджака, расстелил на земле и сказал Дарье и ее детям, чтобы те сели и отдохнули. Сам же остался стоять на ногах, сопя своей трубкой. В это время к нему подошел Федор Дымков, поздоровался и через некоторое время обратился к Хохлу с вопросом:
- А что, дядя Ваня, если бы всем взять и разбежаться в разные стороны? Как, по-твоему, стали бы милиционеры стрелять по людям?
- По тебе не будут!
- А почему?
- Да потому, что ты, Федор, дурак, а в них не стреляют!
- Это почему же?
- Куда ты побежишь от родителей, от жены и маленьких ребятишек? Ты хочешь оставить их без поддержки и защиты? Все мужики находятся в таком же положении, как и ты, и об этом хорошо знает начальник охраны.
- Почему тогда Сергей Пономарёв бросил семью и не спешит сюда к жене и детям?
- Пономарёву к семье нельзя. Он сейчас в розыске и ему грозит тюрьма, если не расстрел. Сейчас он, благодаря своим связям, пытается добиться для жены и детей освобождения от ссылки, а пока с ними буду я и бежать никуда не собираюсь.
Федор понятливо кивнул головой, повернулся и зашагал вдоль лагеря.
В сумерках раздалась команда вставать. Люди стали собираться, выстраиваться в колонну и вновь зашагали по песку. Уже стемнело, когда показались первые огоньки в окошках хилых домов Старого Подклетного.
- Вот и твое родное село! - проговорил Хохол, обращаясь к Дарье, - Небось, не думала, что вернешься сюда под винтовкой.
Старое Подклетное было обижено лесом, что не позволяло жителям строить с размахом. Плодородной заливной земли тоже было мало, а поэтому домики были в основном каменными и маленькими. Село, несмотря на близость к городу, не расстраивалось, а наоборот, кто был в силах, старались уехать в другое место. Наверное, поэтому в Воронежской области числилось пять Подклетных.
Колонна уставших людей втянулась в довольно широкую улицу, повернула направо и вошла в невысокую церковную ограду из беленых кирпичей с металлическими пиками сверху. Белая церковь, без крестов и колоколов, была величава и молчалива. Со скрежетом распахнулись огромные, кованые ворота, и люди, перекрестившись на темный проем, с настороженностью и опаской переступили порог поруганного божьего храма. Бессонная ночь, волнения и усталость совершенно сморили народ и они, едва перешагнув порог церкви, стали укладываться спать. Кое у кого нашлись свечки, спички и в зыбком мерцании их огоньков матери спешили уложить сначала полусонных детей, сооружая им подобия постелей, состоявших из пиджаков и другого тряпья. Вскоре все угомонились, и наступила тишина. Кое-где еще слышались вздохи и шептание молитв. И все же многие не спали. Так много за эти сутки было пережито, что и сон не шел. Не спал и Хохол. Уложив Дарью с детишками спать, он опустился на пол, прислонившись спиной к стене. Закурил. Его мучила неизвестность о судьбе жены, о Федьке. Дошел ли он до своих? Вскоре, заметив огонек трубки, к нему подошел Никифор Дымков, присел рядом.
- Что ты, Иван Иванович, думаешь об всей этой катавасии? – наконец нарушил молчание Никифор.
- А что такое? – оторвался от своих дум Хохол и не сразу включился в разговор.
-Меня интересует, почему нас все время крутят вокруг да около, словно играют в кошки-мышки. Привезли сначала в Семилуки, потом переправили на станцию, а теперь пригнали сюда, в село. Ведь было бы скорее и ближе, если бы нас сразу повезли через семилукский мост.
Хохол любил и уважал этого, на вид невзрачного человека, за его трезвость, жадность к работе, за то, что он сумел сохранить целостность семьи, никого не отделил и держал всю огромную родню в строгом подчинении.
- Не знаю, Никифор, что тебе ответить, - не сразу начал Хохол, словно собираясь с мыслями. – Я тоже думал об этом, и считаю, что этому беспределу есть несколько причин. Во-первых, этими издевательствами власть наглядно запугивает крестьян. Глядите, мол, жлобы косолапые, что будет с вами, если не пойдете в колхоз. И они добились своего. Ты, наверное, заметил, что никто из соседей даже не вышел проводить нас и на станции никто не подошел, не спросил, чем можно помочь. Во-вторых, боятся выступлений в защиту, иначе чем объяснить то, что нас гнали ночью и все время держат под усиленной охраной. В третьих, бояться за себя и за то, что делают со своим народом, а поэтому прячут нас от посторонних глаз. Одним словом, бояться показать истинное лицо советской власти. А мы с Сергеем Пономарёвым за нее, дураки, кровь проливали, а его братец Никита даже орден получил, а теперь тоже шагает со всей семьей под конвоем. Да в гробу я видел такую власть!...

Отрывок из книги Попова И.С. и Попова А.И. " ЛОЖЬ. ЗАПИСКИ КУЛАКА"
Издательство "Кварта" 2009 год